Неточные совпадения
Окна в избенках были без
стекол, иные были заткнуты тряпкой или зипуном; балкончики под
крышами с перилами, неизвестно для каких причин делаемые в иных русских избах, покосились и почернели даже не живописно.
Сидели в большой полутемной комнате, против ее трех окон возвышалась серая стена, тоже изрезанная окнами. По грязным
стеклам, по балконам и железной лестнице, которая изломанной линией поднималась на
крышу, ясно было, что это окна кухонь. В одном углу комнаты рояль, над ним черная картина
с двумя желтыми пятнами, одно изображало щеку и солидный, толстый нос, другое — открытую ладонь. Другой угол занят был тяжелым, черным буфетом
с инкрустацией перламутром, буфет похож на соединение пяти гробов.
Летний дождь шумно плескал в
стекла окон, трещал и бухал гром, сверкали молнии, освещая стеклянную пыль дождя; в пыли подпрыгивала черная
крыша с двумя гончарными трубами, — трубы были похожи на воздетые к небу руки без кистей. Неприятно теплая духота наполняла зал, за спиною Самгина у кого-то урчало в животе, сосед
с левой руки после каждого удара грома крестился и шептал Самгину, задевая его локтем...
На улице было пустынно и неприятно тихо. Полночь успокоила огромный город. Огни фонарей освещали грязно-желтые клочья облаков. Таял снег, и от него уже исходил запах весенней сырости. Мягко падали капли
с крыш, напоминая шорох ночных бабочек о
стекло окна.
Еще выше надо всем этим возвышался выступавший из
крыши фронтон
с одним полукруглым окном, в котором хотя и держалась дубовая рама
с остатками разбитых зеленоватых
стекол, но теперь единственное противодействие ветрам и непогодам представляла снова часто повторяющаяся
с уличной стороны этого дома железная решетка.
Она говорила
с усмешкой в глазах и порой точно вдруг перекусывала свою речь, как нитку. Мужики молчали. Ветер гладил
стекла окон, шуршал соломой по
крыше, тихонько гудел в трубе. Выла собака. И неохотно, изредка в окно стучали капли дождя. Огонь в лампе дрогнул, потускнел, но через секунду снова разгорелся ровно и ярко.
Учитель ничего этого не тронул, но он взлез на высокий сосновый ларь, покрытый покатой
крышей, достал
с него большие и разлатые липовые ночвы, чистые, как
стекло зеркального магазина, и тотчас же начал спускаться
с ними назад в сарай, где им очень искусно были спрятаны злополучные кости.
Не спалось ему в эту ночь: звучали в памяти незнакомые слова, стучась в сердце, как озябшие птицы в
стекло окна; чётко и ясно стояло перед ним доброе лицо женщины, а за стеною вздыхал ветер, тяжёлыми шматками падал снег
с крыши и деревьев, словно считая минуты, шлёпались капли воды, — оттепель была в ту ночь.
Вдруг хлынул дождь, за окном раздался вой, визг, железо
крыш гудело, вода,
стекая с них, всхлипывала, и в воздухе как бы дрожала сеть толстых нитей стали.
Шел дождь, по
стеклам лились потоки воды, было слышно, как она течет
с крыши на землю и всхлипывает.
Шёл дождь и снег, было холодно, Евсею казалось, что экипаж всё время быстро катится
с крутой горы в чёрный, грязный овраг. Остановились у большого дома в три этажа. Среди трёх рядов слепых и тёмных окон сверкало несколько
стёкол, освещённых изнутри жёлтым огнём.
С крыши, всхлипывая, лились ручьи воды.
Я попытался было пристроить его к нашему делу, и одно время он вместе
с нами красил
крыши и вставлял
стекла и даже вошел во вкус и, как настоящий маляр, крал олифу, просил на чай, пьянствовал.
На этот раз, впрочем, сонная фантазия не представила мне никаких преувеличений. Перед умственным взором моим действительно стояла моя собственная усадьба,
с потемневшими от дождя стенами,
с составленными из кусочков
стекла окнами,
с проржавевшею
крышей,
с завалившеюся оранжереей,
с занесенными снегом в саду дорожками, одним словом, со всеми признаками несомненной опальности, в которую ввергла ее так называемая"катастрофа".
И если искал его друг, то находил так быстро и легко, словно не прятался Жегулев, а жил в лучшей городской гостинице на главной улице, и адрес его всюду пропечатан; а недруг ходил вокруг и возле, случалось, спал под одной
крышей и никого не видел, как околдованный: однажды в Каменке становой целую ночь проспал в одном доме
с Жегулевым, только на разных половинах; и Жегулев, смеясь, смотрел на него в окно, но ничего, на свое счастье, не разглядел в
стекле: быть бы ему убиту и блюдечка бы не допить.
Известно было, что Антон имел здесь план, рекомый «зодии», и
стекло, которым «
с солнца огонь изводил»; а кроме того, у него был лаз на
крышу, куда он вылезал ночами наружу, садился, как кот, у трубы, «выставлял плезирную трубку» и в самое сонное время на небо смотрел.
Когда случалось овладевать целым медвежьим гнездом, то из берлоги брали и привозили маленьких медвежат. Их обыкновенно держали в большом каменном сарае
с маленькими окнами, проделанными под самой
крышей. Окна эти были без
стекол,
с одними толстыми, железными решетками. Медвежата, бывало, до них вскарабкивались друг по дружке и висели, держась за железо своими цепкими, когтистыми лапами. Только таким образом они и могли выглядывать из своего заключения на вольный свет божий.
Другой берег, плоский и песчаный, густо и нестройно покрыт тесною кучей хижин Заречья; черные от старости,
с клочьями зеленого мха на прогнивших
крышах, они стоят на песке косо, криво, безнадежно глядя на реку маленькими больными глазами: кусочки
стекол в окнах, отливая опалом, напоминают бельма.
Ha самом краю деревни стояла как-то в стороне от других маленькая полуразвалившаяся избенка. Часть
крыши её была снесена, белые стены закопчены дымом;
стекла повыбиты в оконцах, a дверь, сорванная
с петель и расщепленная на куски, валялась тут же y покосившегося крылечка.
Вылез как-то домовой о полночь на
крышу, к трубе притулился, лунный дым скрозь решето стал сеять, а сам свою думку думает: как бы охальную команду
с места сжить? Не самому ж со стародавнего гнезда сниматься… Хоть дом сожги, — в золе под порогом ямку выкопает, никуда не подастся. Кой-чего и придумал. Начал он тихо, вроде «Лебединой прохлады», а дальше все круче: поострей толченого
стекла дело-то вышло.
Он ушел
с фельдшером. Полил дождь, капли зашумели по листьям деревьев. Ветер рванул в окно и обдал брызгами лежавшую на столике книжку журнала. Марья Сергеевна заперла окна и дверь на террасу. Шум дождя по листьям стал глуше, и теперь было слышно, как дождь барабанил по
крыше. Вода струилась по
стеклам, зелень деревьев сквозь них мутилась и теряла очертания.